Симфония жизни Милоша Елича

Участник «Океана Ельзи», композитор, саундпродюсер и дирижер рассказал Karabas Live о том, что значит музыка для него и для мира

Разговор с Милошем Еличем о музыке – это погружение в нирвану. Он говорит о любимом деле с таким упоением, что сама его речь мало чем отличается от музыки. Так говорят о собственных детях, влюбленности, самом красивом рассвете в жизни и самом впечатляющем путешествии.

Поводом для нашей встречи стал проект «БГ Symphony», в котором Милош участвует как аранжировщик и дирижер. Песни БГ и группы «Аквариум» в симфонических версиях. В первой половине ноября проект проехал с туром по семи городам Украины. Восьмым и последним станет Киев, где концерт состоится 17 ноября.

Елич не из тех, кто реагирует строго на поставленный вопрос. Каждый ответ Милоша звучал отдельной симфонией, которая охватывала его творчество, биографию, психологию, историю человечества, философию, профессиональный этикет и что только не хватывала. Футболка с Фрэнком Заппой на его груди была идеальной декорацией для этих рассказов. Мне оставалось только внимательно слушать. После разговора нам удалось также сделать съемку на репетиции Милоша с оркестром и БГ. Буквально за день до начала тура.

«Гребенщиков – творческий человек, у него все время что-то меняется»

Когда я впервые услышал «Аквариум», меня, конечно, зацепили слова. Даже не будучи носителем языка, я понял, что речь идет не о текстах для песен, а о поэзии. В этом году рок-тексты легализовали, вручив Бобу Дилану Нобелевскую премию по литературе, поэтому я могу смело так говорить (смеется). Думаю, Борис Борисович один из лучших рок-поэтов не только среди русскоязычных авторов, но и в мире. Мне нравится тончайшее чувство юмора, которое есть в его песнях.

В январе прошлого года был благотворительный концерт, где с оркестром выступали Тина Кароль, «Океан Ельзи» и Борис Борисович. Я написал все аранжировки для того концерта и дирижировал. С БГ мы тогда сделали пять песен – он с гитарой, Брайан Финнеган на флейте и оркестр. В том, что получилось, была какая-то магия. После концерта Борис подошел ко мне и сказал: «Надо делать программу и ехать в тур».

Для работы над «БГ Symphonia» я получил партитуры, в которых не было оркестра. Читая их, я вспомнил свое академическое прошлое, когда «слушал» музыку, читая ноты. Приятная ностальгия.

Мы играли часть «БГ Symphonia» на недавнем открытии Freedom Event Hall, и там не возникло контакта с публикой на 100%. Когда в зале есть ресторан, это специфическая ситуация. Я знаю, что в такой обстановке пели Фрэнк Синатра и Элвис Пресли. Но я не думаю, что им приходилось легко.

Для Гребенщикова академическая музыка – это близкое. У него в составе были или есть и скрипач, и виолончелист, и флейтист. В его песнях есть симфонический потенциал. Поэтому его группа с оркестром звучит органично, там нет ничего приклеенного сбоку. Это просто песни, переодетые в симфоническую одежду.

Борис Борисович творческий человек, у него все время что-то меняется. В октябре после первого концерта «БГ Symphony» в Риге он мне сказал: «На завтра в этой песне кое-что неплохо бы поменять». У меня паника: «Как?!» Но мы все равно меняли, и все проходило хорошо. Он любит говорить: «Очень интересно, что из этого получится». Он создает себе и другим вызовы, и принимает их. Именно это помогает музыканту расти.

У меня быстро и легко сложился контакт с Гребенщиковым. Примерно в третьем письме нашей переписки он предложил перейти на «ты». Это о многом говорит. Но для моего восприятия важно и то, что я не вырос на этих просторах, в моем сознании нет багажа безумного авторитета, который имеет Гребенщиков в глазах других. Рационально я понимаю масштаб его личности, но я не вырос под его песни. Поэтому мы общаемся на равных. Кстати, с оркестровыми музыкантами он разговаривает так же.

«С Metallica оркестр играл, как на венском балу»

Чтобы проект группы с симфоническим оркестром был удачным, группа должна подстроиться. Пример с группой Metallica неудачный – мне не кажется, что у них получилось что-то исключительное в эстетическом плане. УScorpions я слышал лишь одну песню, но там, по-моему, это получилось на порядок вкуснее. По-настоящему прекрасный симбиоз получился у Portishead (речь об альбоме «Roseland NYC Live» 1998 года – ред.), там группа зазвучала совсем по-другому. Это было нечто совершенно новое в контексте творчества Portishead.

Я не могу сказать, что если бы взялся за проект Metallica с оркестром, то сделал бы это круче. Может быть, все дело в том, что сочетать эту группу с оркестром – само по себе не очень удачная идея. А может, в том, что оркестр стилистически прозвучал неверно. Ведь некоторые произведения Вагнера или Прокофьева (особенно его знаменитый фрагмент из «Ромео и Джульетты») звучат вполне себе как Metallica. Или тема Дарта Вейдера из «Звездных войн» в музыке Джона Уильямса. А там оркестр играл, как на венском балу.

Помню, Лондонский симфонический оркестр играл музыку Pink Floyd – это было вкусно. Но образец органичности для меня – это оркестровые произведения Фрэнка Заппы, которые он сам же и расписывал. Есть записи, где один из гуру академической музыки Пьер Булез исполняет произведения Заппы. Таким образом, Фрэнка принял и признал даже академический истеблишмент.

К сожалению, бывает так, что проект с оркестром – просто повод сыграть еще тур. Это вряд ли может привести к чему-то хорошему. У таких проектов изначально должны быть музыкальные побуждения.

«Концерты под фонограмму – это космический обман»

Когда артист получает удовольствие во время концерта, эта эмоция неизбежно передается публике. В музыке это самый честный обмен энергией, который я знаю. Хороший ли был концерт, можно определить не только по тому, довольна ли публика, но и доволен ли артист. Причем не важно, кто первым дает сильную эмоцию – зрители или музыканты. В итоге выигрывают все, когда наступает катарсис, прямо по Аристотелю.

В джаз-клубах Нью-Йорка, когда звучит музыка, нельзя ничего заказывать. Как только группа начинает играть, официанты перестают работать. При том, что столики стоят близко к сцене и так далее, я не слышал в нью-йоркских заведениях никогда звона вилок и тарелок. Это безумно приятно – находиться в таком зале. Такое уважение к музыке – основа для полноценного эмоционального обмена. Я не знаю музыкантов, которые любят, когда под их выступление едят.

Выходить на сцену под фонограмму – бесполезная трата времени. Ты делаешь вид, что передаешь какую-то эмоцию. И я не верю в то, что публика получает от этого удовольствие. Я, в принципе, не понимаю феномена «Ласкового мая». И, тем более, не понимаю феномена пяти «Ласковых маев», гастролирующих одновременно. Это какой-то космический обман, причем двухсторонний. Люди, которые ходят на фонограммные концерты, скорее всего, просто не переживали эмоций, которые бывают после концертов настоящих.

Однажды «Океан Ельзи» выступил на празднике города во Львове в таком составе – Слава на вокале, Петя Чернявский на гитаре и Денис Глинин на тамбурине. Собирались исполнить песню «Без бою». Только начали играть, случилась какая-то неполадка, и гитара перестала звучать. Площадь, голос Славика и тамбурин. И обмен произошел. Петя судорожно вместе с техниками пытался вернуть гитару – не получилось. Но провала не случилось. Потому что это было честно, и публика всегда это чувствует.

Когда человек приходит на концерт показать свое новое платье – это самообман. Когда приходит просто пообщаться с кем-то – тоже. Я не говорю, что это плохо, просто это не встреча с музыкой, а другая форма жизни.

Среди главных концертов в жизни для меня как зрителя – выступление группы Moloko. Они играли в моем родном городе Нови-Сад, у них тогда как раз вышел второй альбом. И весь концерт я был в состоянии неописуемой эйфории, хотя я не был их фанатом и знал две-три песни. Но пережитое тогда я отлично помню до сих пор.

Еще один концерт всей моей жизни – Пол Маккартни на Майдане Независимости. Ливень, гроза – и с первой же песни «Drive My Car» до последней это было что-то невероятное. Как звучало, как Пол Маккартни пел, как все выглядело – это было вау!

«Больше всего я учился у тех, кто уже состоялся»

Мой опыт подсказывает мне, что люди, которые по-настоящему глубоко реализовались в любимом деле, лишены снобизма и высокомерия. Им уже не надо ничего никому доказывать. Я понял это еще в Сербии, общаясь с тамошними знаменитостями высшего уровня. Именно у них я больше всего чему-то учился. А те, кто только шел к своей реализации, еще наслаждались своей растущей звездностью, им это мешало открываться.

Во время учебы в киевской консерватории мы как-то пили пиво после уроков с моим преподавателем Геннадием Ивановичем Ляшенко и композитором Евгением Станковичем. И Станкович рассказывал о своем опыте общения с Шостаковичем. Говорил, что тот приходил на все студенческие концерты, куда его звали, общался с молодежью, делился опытом. Человек, который состоялся и утвердился на своем месте, не может чувствовать угрозы со стороны подрастающего поколения и относиться к нему с неприязнью. Наоборот, он хочет делиться опытом.

Далай-лама говорит, что все худшие поступки в жизни мы совершаем из страха. Я услышал эти слова, когда мы в октябре ездили в Ригу на его учения, где мы также выступали с «БГ Symphony».

«Теперь каждый сам себе музыкальный редактор»

На альбомах «Глорія» и «Міра» я был сопродюсером, проекты «Вночі» и «Брюссель» продюсировал самостоятельно. Музыканты заметили это, начали ко мне обращаться. Обычная история: чем больше ты чего-то делаешь, тем больше людей с тобой хочет сотрудничать. На сегодня у меня столько предложений, что физически нет времени искать и выбирать музыкантов, с которыми хотелось бы поработать. Они всегда находят меня сами.

Я сейчас работаю в студии Евгена Ступки, который уехал жить в Лос-Анджелес. Мне нужно было место, где я могу свести альбом Сергея Бабкина «#не убивай», и я обратился к Жене. А он в ответ на это предложил мне управлять этой студией, поскольку ему из Америки это сложно делать.

Раньше говорили, что все люди в мире знакомы через пять рукопожатий. Думаю, интернет свел этот показатель к трем. А в украинской музыкальной среде все связаны, наверно, через два. Ко мне много кто обращается. Например, сейчас мы делаем две новых песни группе Epolets. Одна из них должна выйти уже в ноябре.

Мы давно знакомы с музыкантами группы Kozak System, еще в общежитии консерватории вместе жили. И однажды они захотели со мной поработать. Прислали песню. Она мне не понравилась, и я отказался сотрудничать. Попросил прислать что-то другое. Тогда они показали мне песню «Не моя», и ею мне захотелось заняться. Если материал мне не нравится, я за него не берусь.

Если я кому-то что-то пообещал, то это имеет приоритет перед любыми другими возможными предложениями. Даже если ко мне подойдет Пол Маккартни и пригласит поработать над песней, а я окажусь загружен другими проектами, я буду страдать и ругать себя матом, но откажусь. Деловые отношения с кем бы то ни было – это ответственность.

Поработать с Дашей Суворовой – это для меня был челлендж. И я вам скажу: прежний ее материал и новый – между ними огромная разница. Изначально Даша хотела сделать акустический альбом в стиле «Вночі». Я предложил добавить электроники. Мне очень интересно было над этим работать. В записи участвовали прекрасные музыканты – Денис Дудко на контрабасе, Алексей Морозов на гитаре. Морозов – это мастер игры на джазовой гитаре, именно он записывался в песне «Така, як ти».

Я тщательно слежу за экологией духа, у меня отфильтрованы друзья в фейсбуке, космический мусор ко мне не попадает. Благодаря этому до меня доходит только самая интересная новая музыка, в том числе украинская. И ее очень много.

Старые масс-медиа – ТВ и радио – не доносят до слушателей огромный пласт разнообразной музыки, которая сейчас рождается. Именно поэтому растет интерес к интернету, откуда люди черпают знание об этом творчестве. Теперь каждый сам себе может быть музыкальным редактором.

«Мой дом – Украина»

Я эмигрант и не рассматриваю вариант возвращения туда, где родился. Мой дом и моя семья в Украине. У меня нет гражданства, но есть вид на жительство. В Сербии я чувствую себя в гостях. Этим летом я прожил там два месяца – давно такого уже не случалось. Было классно, но я чувствовал, что в гостях у родителей. Да, квартира, в которой я вырос, там моя комната, но меня не тянет туда. Мой дом – Украина.

Моя бабушка – русинка. Мои папа и тетя разговаривают на русинском языке. Так что если забираться глубоко в генетику, во мне можно найти украинскую кровь.

Я вырос в обстановке, где актуализация национального вопроса приводила к убийствам. В Югославии 90-х годов хорваты были хорватами, сербы – сербами, боснийцы – боснийцами, и в связи с этим уничтожали друг друга. С тех пор тема родной земли и принадлежности к какой-либо нации ушла на второй план. На первом плане – люди, с которыми я общаюсь, и ценности, которые мы разделяем. У меня среди друзей – иранцы, ирландцы, русские, корейцы. У всех разные точки зрения, но при этом одинаковые ценности.

Я до сих пор привыкаю в Украине к некоторым вещам, которые расходятся с традициями, впитанными мною в Сербии. Банальное: когда сербы чокаются рюмками, они всегда смотрят друг другу в глаза. Если отводишь взгляд – это неприлично. Поэтому в Украине в таких ситуациях, когда мне не смотрят в глаза, я чувствую дискомфорт.

Мне кажется, идею национального государства надо оставить в прошлом. Государство должно базироваться на общих ценностях и интересах. Когда политикам нечего предложить в плане конструктива, они берутся за самое простое, что всегда под рукой – поднимают национальный вопрос. Это всегда происходило в периоды потрясений. Порой это давало прекрасные результаты – например, Израиль, а иногда это приводило к фашизму. В Украине я не вижу тяги к фашизму, но все равно, мне кажется, слишком много акцента на вопросе национальности и слишком мало на том, чтобы жить в стране, где царит порядок. Давайте бороться с коррупцией и платить налоги, а не сдавать кровь на генетический анализ.

Когда я приехал учиться в Украину, то видел себя только в академической музыке. Я к тому времени уже поставил крест на детской мечте стать рок-музыкантом. И очень удивился, когда Славик предложил мне работать в «Океане Ельзи». На тот момент я начал получать удовольствие от работы в студии, и подумал: «Зачем?» А потом очнулся и вспомнил, что это же было моей мечтой. Оставалось только протянуть к ней руку. Это было счастье.

«В древности все люди были музыкантами»

Буквально несколько дней назад на TED Talks я смотрел ролик, где рассказывалось, что происходит с мозгом человека, который занимается музыкой. Оказывается, никакое другое занятие не активирует в мозгу такого большого количества зон. Очень точно контролируется моторика, осуществляется анализ высочайшего уровня, образуются новые нейронные связи. Поэтому родителям рекомендуют отдавать ребенка на занятия музыкой даже тогда, когда нет желания вырастить из него музыканта. Иными словами, есть научное доказательство того, что музыка делает с человеком нечто волшебное.

Древние греки считали, что движение любых тел во вселенной – это колебания. Они называли их гармонией сфер. Это музыка, которую исполняет космос. И задача композитора – максимально близко подойти к гармонии сфер. Выше ли язык музыки, чем язык слов или язык математики? Конечно, я так скажу. Я же музыкант! (Смеется)

Нередко я переживаю эмоции, которые мне очень сложно объяснить. Причем не только другому человеку, но и себе самому. Но, выражаясь в музыке, ты даешь возможность почувствовать свое переживание людям.

Мне 35 лет, и 26 из них я занимаюсь музыкой. И это я считаю с того момента, когда меня привели в музыкальную школу. А ведь до того я «снимал» чужие произведения и исполнял их самостоятельно. Ничем больше я в жизни так плотно и глубоко не занимался. Поэтому для меня музыка – естественный и натуральный язык общения.

Моему сыну полтора года – и он поет! У него есть естественная потребность в пении. Так он выражает свое хорошее настроение. Это одно из доказательств того, как нужна людям музыка.

Раньше музыка была вплетена в каждый шаг человека по жизни, была частью ритуала. Поэтому раньше не существовало концертов. Не было такого, чтобы люди специально ходили куда-то послушать музыку. Они выходили работать в поле – и пели песни. В древности все без исключения были музыкантами.

Бобби Макферрин как-то рассказывал, как они с великим виолончелистом Йо Йо Ма общались с одним африканским племенем. И один из аборигенов вдруг спел мелодию. Йо Йо Ма хотел записать ее в нотах и попросил спеть мелодию еще раз. «Да, конечно», — сказал африканец и спел что-то совершенно другое. «Нет-нет, ту мелодию», — попросил Йо Йо Ма. «Не могу. Потом что тогда газель пробегала в ту сторону, а ветер дул туда», — ответил абориген. Этот случай идеально объясняет, что такое музыка для человека древней традиции. Это то, что происходит вокруг него и резонирует с тем, что внутри него.

Человек постоянно живет в двух циклах – годовом и цикле всей жизни. В первом – весна, лето, осень, зима, урожай, сезон охоты и так далее. Во втором – рождение, половое созревание, смерть. В любой религии и традиции все праздники и ритуалы, так или иначе, связаны с каким-то из этих двух циклов. И в каждом таком празднике есть свое музыкальное сопровождение. То есть люди испокон века убеждены в магических свойствах музыки.

В храмах – музыка. На любом веселье – музыка. Даже когда человек грустит, его нередко сопровождает музыка. Гендель писал музыку для фейерверков. Бах, говорят, создал «Кофейную кантату» по просьбе производителей кофе. Музыка во всем и везде. У меня достаточно развита фантазия, чтобы представить мир без нее. Но я бы не хотел жить в таком мире.

Фото: Юлия Вебер