JULINOZA: «После «Голоса країни» на корпоративы зовут со своей музыкой»

Экс-участница талант-шоу и автор оригинального музыкального проекта рассказала о своих симфониях, написанных в стол, и о закулисье «Голоса країни»

По окончании «Голоса країни 7» в апреле этого года продюсеры шоу объявили седьмой сезон самым рейтинговым за всю историю проекта. Этим успехом они обязаны, среди прочих, одной из самых ярких участниц – одесситке Юлии Запорожец. Никакая закадровая режиссура не могла подделать интерес, с которым на нее смотрели тренеры и другие конкурсанты.

Публика не отставала – выступления Запорожец стабильно набирали просмотры в интернете. И хотя она вылетела задолго до финала, ее считают одним из знаковых участников последнего «Голоса».

Отголоски конкурса слышны до сих пор. Юлию часто вводят в недоумение вопросом, когда она запишет песни, которые исполняла на проекте. При этом она плодовитый сонграйтер, академический и кинокомпозитор, не склонный исполнять чужую музыку. Но у телеславы есть и приятные бонусы. Запорожец не скрывает, что после проекта у нее стало больше коммерческих концертов, появились новые знакомства в шоу-бизнесе и расширилась аудитория ее проекта JULINOZA.

JULINOZA – самобытный сплав поп-авангарда и джаза с элементами кабаре, классической музыки, а также любыми вкраплениями, которые генерирует фантазия Юли. Витиеватые гармонии, ритмические выкрутасы, философские тексты и порой крайне причудливая форма – все это восхищает и озадачивает в равной мере.

При склонности к зауми, Запорожец присуща трогательная инфантильность и ребячливость. Оттого ее песни порой кажутся обманчиво несерьезными. Она прячет подтексты и наполняет композиции многослойными смыслами. Она не знает слова «слишком». И куда ее заведет собственное воображение, не ведает, наверное, даже сама Юлия.

 

«Я знала наизусть все хиты Бритни Спирс»

В три года вы начали заниматься музыкой, в шесть сочинили первое произведение, а в восемь выступали сольно и с оркестрами. Что вам помешало в семь лет написать первую симфонию, как Моцарту?

Я не задумывалась об этом. Я занималась балетом, и у нас была постановка «Глупый маленький мышонок». Наши преподаватели знали, что я занимаюсь музыкой, и попросили сочинить короткие скетчи – как выходит хрюшка, носорожек и другие животные. Потом мы под это танцевали. Это была моя первая масштабная постановка не для дома.

Вы рассматривали возможность стать не музыкантом?

Я еще хотела быть художником-мультипликатором. Занималась этим какое-то время. Но музыка перевесила. Учеба в музыкальной школе, международные конкурсы, академические произведения – все это достаточно серьезно сказывается на времени и психике (смеется). Поэтому я решила всю себя посвятить музыке.

Вы занимались вокалом так же глубоко и серьезно, как фортепиано и композицией, верно?

До 12-13 лет, да. А потом в музыкальной школе пошли глобальные программы по фортепиано, приходилось днями сидеть над ними. Было уже не до вокала. Но чуть позже все мои ровесники начали собирать группы. А я стала сочинять песни и как-то вновь запела (улыбается).

А кем вы себя больше считаете?

У нас в консерватории есть такая специальность – композитор-исполнитель. Она мне подходит. Мне очень важно писать музыку и самой ее исполнять.

Кто из поп-артистов повлиял на вас в период вашего становления?

С 8 до 11 лет я знала наизусть все хиты Бритни Спирс. Ее первые три альбома были шедевральными. У Кристины Агилеры тогда был агрессивный образ – мне он не был близок. А у Бритни было волшебное обаяние и очень мелодичные песни. Но вообще я больше воспитывалась на академических композиторах. По крайней мере, вдохновляли меня именно они.

Наши люди очень хотят в Европу. А там все, что мы делаем, извините, попсой называется. Там и Джон Кейдж, бросающий в людей рыбу, уже попса

Ваш дебютный альбом «I Want To Fly» записан в составе JUOL – одной из лучших альтернативных групп Одессы. Почему этот проект прекратил существование?

JUOL мы создали вместе с моей подругой Олей Павленко. Просто вокал и фортепиано. Чуть позже добавился бит-боксер. Мы выступали во многих городах Украины и в России. Но потом у нас с Олей разошлись взгляды на жизнь и творчество. Поэтому JUOL плавно трансформировалась в JULINOZA.

Мне показалось, что JUOL был более коммерческим проектом, чем JULINOZA.

Период был веселее, молодость, понимаете ли (смеется).

Вы намеренно пошли таким путем?

Нет. У меня есть много композиций, которые даже веселее тех, которые мы записывали с JUOL. Но я хочу, чтобы песни нравились моим музыкантам. Поэтому наша нынешняя программа отражает сборное мнение всех участников проекта. Да, я демократичный лидер. Хотя мне кажется, что пора с этим заканчивать (смеется).

JULINOZA достаточно хипстерский проект. Согласны?

А что вы подразумеваете под словом «хипстерский»?

Вот смотрите, вас часто причисляют к джазу…

Да, и это неправильно. Хотя при этом мы почему-то играем в основном на джазовых фестивалях.

Тем не менее, для джазовой аудитории вы инородное тело, для поп-аудитории вы заумные и непонятные…

…а для академической публики мы попса.

То есть, вы ориентированы на достаточно тонкую в Украине прослойку людей, которые слушают джаз, качественную поп-музыку и академическую музыку. Это я и назвал «хипстерским проектом».

Не знаю… Я пишу то, что хочется и что, как мне кажется, должно быть услышано. В принципе, сейчас в украинской музыке ренессанс. Появляется много коллективов, которые играют не просто «три прихлопа, два притопа». И вкусы публики меняются  в лучшую сторону, причем не только музыкальные.

Однако, вы оптимистка.

Наши люди очень хотят в Европу. А там все, что мы делаем, извините, попсой называется. Там и Джон Кейдж, бросающий в людей рыбу, уже попса. А у нас даже в консерватории в разделе современной музыки проходят то, что выходило еще в начале ХХ века, – Стравинского с его «Весной священной», иногда Денисова, чуть-чуть Волконского. А то, что происходит в музыке сейчас, называют пост-пост-пост-модернизмом, который все еще не могут определить.

Потому что все очень разбросано, много электронной музыки, диджеи захватили мир, а рэп-культура обретает глобальные формы. Я в шоке, когда вижу, сколько людей ходит на рэп-концерты. И они доказывают мне, что это музыка будущего. Мол, все умрет, и останется только рэп, причем русский.

Но все равно есть много людей, которые понимают, что академическая музыка не погибнет. И не было бы рэпа и всего остального, не послушай эти ребята каких-нибудь классических композиторов.

Ну, известно ведь, что джазмены черпали вдохновение у Баха, Стравинского, импрессионистов.

Конечно. Но многие джазмены не понимают академических музыкантов. Как это – просто играть написанные ноты? А ведь это дань композиторам, которые десятилетиями сочиняли музыку. И не только развлекали людей во времена, когда не существовало интернета, но и делали некий вклад в искусство. Не зря мы о них до сих пор говорим.

 

«У меня в столе лежат две симфонии»

Мне показалось, что на концерте вы склонны держать дистанцию между собой и аудиторией.

Мне еще нужно понять и определить нашу аудиторию. В разных городах приходят разные люди. Кто-то сразу включается в процесс, и с ними комфортно. А некоторых нужно дольше разгадывать.

Насколько для вас важно, поняла публика вашу музыку или нет?  

Важно, чтобы люди ушли после концерта, задумавшись о чем-то. Чтобы у них как-то поменялось состояние.

Для вас это своего рода образовательно-просветительская миссия?

Пожалуй, да. Было бы неплохо. Важно, чтобы происходил маленький катарсис. В этом же и есть смысл искусства – нести прекрасное. Даже если это что-то ужасное (смеется).

Мама мне говорит: «Что ты все песенки пишешь, пора уже серьезную музыку сочинять». А что ее сочинять, если материал лежит в столе и ничего с ним не происходит?

В творчестве вы движимы фантазией. Где для вас заканчивается креатив и начинается ремесло?

Когда скучно или настроение не очень, начинаешь думать: а что вообще происходит, кто мы есть? Тогда и заканчивается вся эта прекрасная вдохновенная фантазия.

И вы садитесь писать партитуры?

Я не очень люблю писать партитуры, но приходится. Я же много лет уделила академической музыке именно как композитор. Понятно, что если ты сочинил симфонию, ее нужно записать в нотах. И ты себе говоришь: «Это надо». Вообще, с сочинительством есть один приятный момент – ты знаешь, что внес какой-то вклад в свою жизнь и, возможно, в жизнь других людей. Но большая работа — довести это до ума. Поэтому я сейчас больше занимаюсь песнями. Здесь ноты писать не надо – я все сама запоминаю, а мой барабанщик понимает на словах.

Я очень хочу писать симфоническую музыку. У меня в столе лежат две симфонии, куча всяких академических квартетов, трио и всего прочего. Но у нас в стране их некому играть, особенно это касается больших составов. Когда мы в консерватории готовили произведения, нам сразу говорили: «Пишите партии попроще». Как правило, наши оркестры неохотно берутся за произведения современных композиторов, музыканты приходят в, мягко говоря, нерабочем состоянии, а репетиция всего одна.

Представьте: ты год или два сочиняешь, потом слушаешь оркестр, а там все звучит совершенно не так, как написано, – фальшивые ноты и все такое. Мама мне говорит: «Что же ты все песенки пишешь, пора уже серьезную музыку сочинять». А что же ее сочинять, если материал лежит в столе и ничего с ним не происходит? Это печально. Но я очень надеюсь, что эта сторона творчества просто ждет своего времени.

У вас есть опыт написания музыки к кино. Насколько вам это интересно?

С кино очень хочется работать. Но мне часто приходят какие-то странные запросы. Например, на экране мужики разгружают рыбу, а режиссер говорит: «Юля, здесь должна быть драма, кульминация». Я смотрю на картинку — никакого арт-хауса, волшебства, просто что-то рядовое, советское. Особо не разойдешься с какими-то идеями. Поэтому пока что у меня нет по-настоящему интересного сотрудничества с киношниками.

У вас на сцене воздушный шарик, вы цитируете музыку из мультфильмов. Детство для вас важный источник вдохновения?

Я в нем нахожусь до сих пор. Так что все у меня нормально с ним (смущенно смеется).

В репертуаре JULINOZA песни на четырех языках. Как вы выбираете язык для композиции?

Это само приходит. Когда я сажусь сочинять, я напеваю некие мелодии, иногда даже с какими-то фразами из будущих текстов. Язык и смыслы зависят от атмосферы момента. Это решается на чувственном уровне.

Радиоквоты не стимулируют вас петь больше на украинском?

Мне нравится петь на любом языке. И все зависит от того, какая задумка у песни. А поскольку она возникает спонтанно, то ничего нельзя предугадать.

 

«Некоторые слушатели думают, что у меня что-то не так с головой»

Можно ли назвать фантазию вашей эстетической философией?

Не фантазию, а, скорее, фантасмагорию.

Ага. В этой связи «Бородатый кроль» для вас, наверное, программный трек?

Эта песня была написана еще во времена JUOL. Мы ехали в поезде в одном купе с бомжиком. Он был очень бородат и сильно нас смущал. А потом мы поехали в Мариуполь на концерт. Там нас называли маленькими зайчиками. И нас это возмущало (смеется). Мы решили, что мы не зайчики, а настоящие кроли. Ведь кроль – это огромный заяц. Оба впечатления слились в образ бородатого кроля.

Это образ тех, кто, продав свои мечты, потеряв надежды и ринувшись в суровую реальность, все же пытается найти свой путь, который поможет обрести себя, несмотря на бесконечные препятствия и невзгоды. Помешавшись, кроль все равно не сдается, он борется за свое счастье и способен сделать мир прекраснее. Вот о чем эта песня. И для меня она сейчас актуальна. Но проблема в том, что ее не хотят играть мои музыканты. Я постоянно должна всех уговаривать. В итоге я часто сама ее исполняю на концертах.

А почему так происходит?

Они не понимают этой фантасмагории. Сложно найти единомышленников, тех, кто поймет еще и смысл того, что за пределами нот. Понимаете, если они любят и воспринимают только Чехова и Пушкина, а мне нравятся еще и Хармс с Маяковским, то мы говорим немного по-разному. Они считают, что петь песню про кролика – это детский сад. А там ведь суть в философских размышлениях. Наверное, должно пройти какое-то время, пока люди поймут ее смысл. Это и публики касается. Некоторые слушатели воспринимают ее с пониманием, а многие думают, что у автора что-то не так с головой (смеется).

Знаете, у меня есть трилогия песен, на которые я мечтаю снять мультфильмы – «Бородатый кроль», «Пятачок» и «Карусель». Чтобы люди, возможно, что-то поняли через визуальный ряд. Но я пока не могу подобрать мультипликатора.

Кстати, о визуальном. В некоторых ваших пьесах есть элемент театральности, кабаре, буффонады. С вами на сцену выходит танцор и хореограф Айя Перфильева. Не планируете добавить кого-то ей в поддержку?

С Айей мы давно знакомы, и я знаю, что ее авангардные танцы подходят нашей музыке. Других таких людей я пока не встретила. Мне нужны персонажи, личности, которые тонко чувствуют музыку. Это важно. Кроме того, им должно нравиться то, что мы делаем. Так что все возможно, но пока состав такой, какой есть.

Мне нравятся The Hardkiss и группы Вани Дорна, которые он развивает в рамках своего лейбла Masterskaya. Это новаторская для Украины музыка

А тот факт, что вы сейчас остались вдвоем с барабанщиком Игорем Чеботаревым – это вынужденная мера или намеренный шаг?

Скорее намеренный. У нас были разные басисты, но как-то с ними не складывалось. Поэтому сейчас их партии мне приходится играть самой – так проще. Я бы еще хотела найти какого-то электронщика, который будет пускать плейбеки и дополнять материал своими взглядами на музыку. А вообще, в перспективе хочется большой состав — маленький симфонический оркестр, чтобы с помощью большего числа инструментов получать более яркие краски.

Вы не любите делать каверы, но можете процитировать или намекнуть на композицию другого автора. Что вас может заставить сыграть чью-то пьесу?

Нужно, чтобы песня понравилась. И должно быть вдохновение, чтобы ее перепеть. Просто я не работаю в кабаках, как большинство музыкантов. Все-таки хочется своим творчеством зарабатывать, поэтому я минимизирую исполнение каверов.

Кто вам нравится из украинских поп-артистов?

The Hardkiss. Еще группы Вани Дорна, которые он развивает в рамках своего лейбла Masterskaya (речь о проектах Constantine, YUKO и других – ред.). Это новаторская для Украины музыка, она пестрит свежими решениями, поэтому я за ними слежу. Ну, и мне всегда были близки 5nizza и Sunsay.

 

«На «Голосе» все зависит от отношения тренера к конкурсанту»

Давайте поговорим о вашем участии в «Голосе країни». Мне показалось, что вы и Катя Chilly на шоу были несколько инородными. Насколько вам было психологически комфортно на конкурсе?

Мне очень понравился тот период. Он дает серьезную морально-психологическую закалку. Приходилось отстаивать свое мнение, потому что кому-то давали песни, которые они хотели петь, а мне, например, нет. Были и другие моменты. Например, на боях нам с Юлей Митяшовой дали песню всего за несколько дней до эфира. И мне повезло, что Руслан Квинта (музыкальный продюсер проекта «Голос країни» — ред.) услышал меня и позволил самой сделать аранжировку и поставить номер.

В нокаутах удалось убедить Руслана и Джамалу разрешить мне написать новую музыку на текст народной песни. На таких проектах, как «Голос», очень важно уметь отстоять свое мнение и верно его растолковать. Я благодарна всей креативной команде проекта и особенно девушкам-менеджерам, которые следят за душевным состоянием участников и помогают им в стрессовых ситуациях. Без них я бы вряд ли решилась на участие в конкурсе.

Вы понимаете, что могли бы пройти дальше, пойдя на бОльшие компромиссы с продюсерами шоу?

Я все делала так, что со мной в конце концов соглашались. Но, я думаю, там в итоге все зависит не от выступления, а от личного отношения тренера к конкурсанту. Когда я пошла к Сергею Бабкину, то ожидала, что мы с ним сможем пообщаться. Но в итоге мы с ним даже словом не обмолвились.

Ничего себе.

Мне это было странно. Я ведь пошла к нему, потому что всегда любила группу 5nizza. Но получилось все совсем не так. Совершенно. И я знала, что на баттлах будет именно такой исход, какой случился, потому что видела отношение к себе.

Поначалу я вообще не задумывалась, к кому идти. Нас там так заморочили с покраской, платьишками и всем прочим, что я уже думала только о том, как бы поскорее выступить. И вот, мне приходится выбирать, я смотрю на Потапа, вспоминаю «Стиль собачки» и думаю: «Боже, а что же он меня заставит делать?» Или Тина Кароль – красные губы и все эти наряды. Как ее женственный образ может сочетаться с моими авангардными вкусами? Но в итоге эти люди раскрылись для меня совсем с другой стороны – и как музыканты, и по-человечески.

Про «Х-Фактор» многие музыканты говорят, что там все гораздо жестче – участники спят месяцами на полу. Меня это немного пугает

Чем еще помог вам «Голос»?

Теперь на корпоративы зовут со своей музыкой (смеется).

Кстати, есть еще «X-Фактор».

Туда меня тоже звали. Но я пошла на «Голос», потому что туда приглашали раньше, и настойчиво уговаривали. Про «Х-Фактор» многие музыканты говорят, что там все гораздо жестче, сложнее психологически – участники спят на полу, все это длится месяцами. Меня это немного пугает (смеется). Поэтому не знаю, посмотрим.

Вы работаете в консерватории.

Да, я концертмейстер.

Объясняете ли вы подопечным, как дирижировать воображением? Ведь второй альбом JULINOZA называется «The Conductor Of Imagination».

Нет. Есть главный дирижер, он обсуждает с оркестром все, что ему нужно. Он человек советской закалки, любит комментировать, какие сейчас нравы, прически, одежды. Поэтому я сижу очень тихо и выполняю свою роль. У меня есть свои ученики, с ними это можно обсудить, но пока что эта тема интересует немногих.

Чего вам сейчас не хватает для развития JULINOZA?

Не хватает под рукой студии, чтобы быстрее записывать новые песни. Потому что уж очень долго они порой томятся. А их много. Еще хочется поездить с нашей музыкой по миру. Интересно посмотреть, как там будут реагировать. Если в разных городах Украины реакция людей неодинакова, то в разных странах и подавно все будет непохоже.

Фото предоставлены пресс-службой JULINOZА