Богдан Гуменюк: «В Америке хип-хоп называют внуком джаза»

Известный украинский саксофонист – о жизни в США, дремучести украинской системы образования и нежелании рвать связь с родиной

30 ноября в киевском клубе «Бармен Диктат» ожидается особенное событие. Трубач Деннис Аду и саксофонист Богдан Гуменюк представят свои дебютные альбомы, записанные в Америке при участии местных музыкантов. И если Аду – один из самых плодовитых и востребованных исполнителей в Украине, то Гуменюк много времени проводит за океаном, наведываясь на родину лишь периодически.

Программу альбома «The Way I Hear» Богдан впервые представил на фестивале All Music Is Jazz в прошлом году. Но если тогда эти пьесы звучали в трио с большим уклоном в сторону «фри», то в альбоме это  современный straight-ahead джаз.

В общении Гуменюк характерно отличается от многих украинских музыкантов. Говорит величаво и с достоинством, растягивая фразы и делая паузы. Он знает цену себе и своей музыке, но в то же время прост в суждениях. Его американский опыт наложился на украинское воспитание без видимых конфликтов. Ему просто хорошо там, где он есть.

«Трудолюбивые часто побеждают просто талантливых»

В юности ты был учеником Дмитрия «Бобина» Александрова. Это был важный этап в твоем становлении?

Очень важный. Дима был первый человек, который занимался со мной постоянно. До него я пытался что-то делать сам, силился понять, как продвигаться в изучении джаза. Но с Димой я впервые начал заниматься именно делом. От него я узнал, кто такие Джон Колтрейн, Кэнонболл Эддерли и многие другие.

Александров – жесткий человек. Как у вас складывались отношения?

У нас с ним всегда были очень хорошие отношения. Дима мне сильно помог. Я много занимался, и он видел, что я целеустремленный человек. Я даже поступил на джазовый факультет в институт имени Глиера, потому что он там преподавал.

Ты считаешь себя хорошим учеником?

Знаешь, я марафонец – учусь медленно, но хорошо иду на длинной дистанции. Выносливые и трудолюбивые люди часто побеждают просто талантливых. Я не очень верю в талант как таковой, когда тебе все падает с небес. Все величайшие музыканты – от Моцарта и Бетховена до Колтрейна – много занимались и работали.

Ты хочешь сказать, что больше брал «задницей», чем одаренностью?

Не знаю, сложно сказать. Мне повезло, что за годы учебы я не потерял драйв. Мне до сих пор интересно этим заниматься. Каждый концерт я стараюсь играть максимально хорошо.

Следуешь постулату Колтрейна — каждый концерт как последний?

Именно так. Когда ты пытаешься делать что-либо по максимуму, это помогает двигаться вперед. Иногда ты звучишь хорошо или не очень – мы все люди. Но фишка в том, чтобы не потерять мотивацию.

Каждый музыкант задается вопросом «зачем я это делаю?» То ли хочу стать известным, то ли заработать много денег. Для меня эти две вещи абсурдные. Джаз меня мотивирует, поднимает утром с кровати. Я занимаюсь этим, потому что мне нравится.

Мне нравится, когда люди творят без страха и не пытаются подстроиться под какой-то формат. Найти таких артистов в популярной музыке нелегко

Одному из моих американских преподавателей уже 80 лет. Но он до сих пор занимается на своем инструменте. И каждая его нота – чистое искусство. Если ты занимаешься музыкой из любви к ней, ты будешь развиваться. Если ты пытаешься кому-то понравиться или просто заработать денег, я не думаю, что ты далеко зайдешь.

В Америке музыканты и артисты становятся знаменитыми через музыку. Она всегда на первом месте. И до того, как достичь популярности, они играют тысячи концертов, начиная с церквей и high-school программ. Поэтому американская поп-музыка – это всегда очень качественно. Я недавно смотрел прекрасное интервью, которое Кендрик Ламар взял у группы NWA. Они говорили о том, что самое сложное – это разруливать финансовые вопросы. А музыка – это всегда легко. Если у тебя сложности с музыкой, зачем ты тогда вообще этим занимаешься?

На заре своей карьеры ты играл в группе Mad Heads и записывался в альбоме «Вночі» Святослава Вакарчука. Как ты оцениваешь этот опыт сейчас?

Это был очень яркий период в моей жизни. К тому же, я зарабатывал неплохие деньги. Я стал легче ощущать себя на сцене, у меня теперь нет боязни выступлений. Но вряд ли я буду играть в таких группах, как Mad Heads, когда-либо еще. Я занимаюсь другой музыкой.

А что может заставить тебя работать с рокерами или поп-артистами? Деньги?

Надеюсь, что нет (смеется). Хочу верить, что это будет творчество, за которое, конечно, будут хорошо платить. Но я пока не вижу себя ни в одной из украинских групп. Возможно, это будут какие-то зарубежные бэнды. Мне нравится, когда люди творят без страха и не пытаются подстроиться под какой-то формат. Найти таких артистов в популярной музыке нелегко.

До отъезда в Америку ты участвовал в двух интересных проектах – квинтете Дениса Дудко и органном трио с Ильей Ересько. Что можешь сказать о них?

Мне нравится музыка Дениса, он не боится гнуть свою линию. Это очень хорошая черта для артиста. Музыканту всегда нужно иметь свое видение, понимать, куда двигаться. Но надо и уметь найти людей, которые бы разделяли твои идеи, понимали, о чем ты говоришь. У Дениса с этим порядок. У него я научился тому, что нужно делать то, что хочешь. Музыкант всегда должен быть внутренне удовлетворен.

Что касается проекта с Ильей, там получилась странная история. На фестивале До#Дж Junior 2009 мы с Олегом Марковым (украинский джазовый барабанщик – ред.) получили специальный приз – запись альбома в Польше. Так началось это трио. Мы записали альбом, но недополучили денег. В итоге, диск так и не вышел. После этого я понял, что со своей музыкой нужно быть аккуратнее. Позже Олег уехал учиться в Граац, мы еще немного поиграли эту программу с Аликом Фантаевым. А потом я начал готовиться к учебе в Америке.

«Если ты учишь, то должен уметь это делать сам. Иначе это bullshit»

Ты в Украине был неплохо востребован. Почему решил уехать?

Я всегда хотел поучиться за границей, чтобы найти ответы на свои вопросы. И меня приглашали несколько европейских университетов. Но потом я узнал о стипендиальном фонде Фулбрайта (американская программа образовательных грантов – ред.) и понял, что хочу воспользоваться этим шансом. В то время у меня был очень тяжелый период, много всего навалилось. Я плохо знал английский и полгода занимался языком по 10-13 часов в день. Это был очень хороший жизненный тест на твердость. В итоге, я выиграл конкурс и поехал учиться в Филадельфию.

Как ты отреагировал на соприкосновение с американской действительностью?

Я не могу сказать, что во мне сразу все поменялось – это происходило постепенно. Понимаешь, Америка – родина джаза. Ты всегда можешь пойти в клубы, увидеть джаз не только с академической стороны. В Европе у тебя тоже будут прекрасные преподаватели, ты будешь так же хорошо знать гармонию и обыгрывать аккорды. Но в Америке ты слышишь и чувствуешь корни. Это очень важно.

На экзаменах в Украине меня заставляли чувствовать себя полным отстоем, потому что я чего-то не знал. В Америке я избавился от этой штуки

Какие отличия в музыкальном образовании ты заметил?

В Украине еще действует постсоветская философия, когда все, что говорит твой преподаватель, это правда. Я с этим абсолютно не согласен. В Америке преподаватель не учит, а наставляет. Он помогает тебе понять, чего ты хочешь. И не говорит, что ты должен играть только так и не иначе. Еще я понял, что если ты кого-то учишь, то должен обязательно уметь это делать сам. Иначе это просто bullshit. А больше всего меня раздражает, когда старшие люди дают советы, которые у них не спрашивают. Я сам стараюсь этого не делать, даже когда думаю, что прав.

В Америке принято принимать ошибки других. Так что я перестал бояться ошибиться. А еще там нормально чего-то не знать. В наших учебных заведениях преподаватели часто делают умный вид, потому что у них есть какие-то звания, и несут полный бред вместо того, чтобы сказать «я не знаю». На уроках или экзаменах в Украине меня часто заставляли чувствовать себя полным отстоем, потому что я чего-то не знал. В Америке я избавился от этой штуки. У меня нет званий и, наверное, никогда не будет. И надеюсь, что через 30 лет я все еще буду многого не знать.

Чтобы иметь возможность это постичь?

Да, совершенно верно.

Каково тебе было вернуться в Украину и возобновить работу с нашими музыкантами?

Абсолютно нормально. Каждое новое поколение украинских музыкантов играет лучше предыдущего. И я надеюсь, что следующая генерация будет играть намного лучше нас. Сейчас есть миллион возможностей для обучения – поехать за границу, брать уроки онлайн и т.д.

В Украине есть музыканты, с которыми я обожаю играть. Они могут исполнять мою музыку на очень высоком уровне. И они относятся к ней с уважением. Это важнее, чем пригласить какого-то супермузыканта, которому будет просто насрать.

Я слышал мнение, что после периода в Америке ты стал играть хуже.

(Смеется) Если кто-то так думает, это его проблемы. Меня это никак не цепляет.

«Жанры придумали продавцы музыки, чтобы ее упаковать»

Давай поговорим об альбоме. Как возникла идея его создания?

Все началось с фестиваля All Music Is Jazz в прошлом году. После моего выступления ко мне подошел пианист Луис Пердомо, ему понравилась музыка. А в Америке он играет с лучшими исполнителями, многие из которых – мои музыкальные герои. Так что мне его музыка близка. И я почувствовал, что его манера подойдет моим композициям. Там же на фестивале мне очень понравился барабанщик Марк Уинфилд-младший, который выступал с Луисом. Наконец, басист Сэнди Элдред – мой хороший друг, мы с ним не раз играли в Филадельфии. В этих музыкантах я не сомневался.

В альбоме звучит EVI (electronic valve instrument), на котором играет Джон Суона. Почему ты решил задействовать именно этот инструмент, а не что-то более традиционное – трубу или флюгельгорн?

Джон Суона был одним их моих преподавателей. Я много раз был на его концертах и хорошо представлял себе, как будут сочетаться тенор-саксофон и EVI. Я слышал это у себя в голове.

Тут еще была предыстория. Я брал интервью у Амброуза Акинмусири и упомянул Джона в числе моих учителей. Амброуз такой: «Вау! Я обожаю его». После этого я подумал: «Ага, напишу-ка я Джону». Я отправил ему имейл, и он с радостью согласился. У Джона очень органичное сочетание блюза, би-бопа и лирики. Я слушал разные тэйки с альбома, и каждое его соло – это что-то невероятное.

Есть ли сейчас музыканты, чье творчество оказывает на тебя значительное влияние?

Ты знаешь, нет. Каждый музыкант интересен по-своему. Но если выделить кого-то одного, то это, наверное, Джон Колтрейн. Как правило, я слушаю разную музыку – поп, r’n’b, фанк, хип-хоп. Конечно, где-то две трети моего плейлиста составляет джаз. Но я открыт к любой музыке.

Ты слушаешь музыку, не очень близкую джазу – хип-хоп, r’n’b…

(Перебивая) Тут я с тобой вообще не соглашусь.

Ты считаешь, что хип-хоп и джаз родственны?

Однозначно. В Америке хип-хоп называют внуком джаза. Американские музыканты могут сегодня играть госпел в церкви, завтра – джаз в клубе, а послезавтра соул и фанк на большой сцене. Они не любят жанры. Я тоже считаю, что жанры придумали люди, которые продают музыку, чтобы ее упаковать и положить на правильное место на полке в магазине или разместить в надлежащем плейлисте Spotify. А между тем, это все просто музыка. Как ее называют – дело второе.

То есть, в будущем Богдан Гуменюк может оказаться в хип-хоп проекте?

Почему нет? Меня вдохновляют рэперы и хип-хоперы. Тот же Кендрик Ламар. Они просто заняли место джазменов. Эта музыка рассказывает историю угнетенного народа. Она о жизни, в ней есть смысл. Хип-хоп сейчас стал тем, чем джаз был в 30-50-х.

Мне кажется, чтобы прийти к чему-то своему, нужно изучить как можно больше разной музыки. И все то, что ты выучил, откладывается на подсознании, становится частью твоего музыкального языка.

«Я не верю в звездность. Меня вдохновляют обычные люди»

В последней композиции альбома – «The Story Of A Warrior» — звучат фрагменты интервью украинского военного Михайла Саенко. Как возникла эта идея?

За последние годы у нас в стране накопилось очень много нерассказанных историй. Есть о чем писать. Я увидел интервью на Громадськом. Этот солдат был настолько искренен и прост в словах, что я решил посвятить ему композицию. В последнее время я перестал верить в пафос и звездность. Меня впечатляют и вдохновляют обычные люди, которые живут среди нас.

Ситуация в Украине влияет на тебя?

Естественно. Я все вижу. Пока кто-то отдает свою жизнь за честь и правду, другие наживаются и спекулируют. Плюс все эти вопросы – играть или не играть в России, «Крым – наш» или «Крым – ваш». У меня есть своя позиция. Я считаю, что наши люди вышли на Майдан в 2013 году, потому что верили во что-то человечное. Они верили в то, что зло, которое было и до сих пор есть, не должно существовать.

Ты курсируешь между Украиной и Америкой. Кем ты себя больше считаешь – американцем или украинцем? И планируешь ли осесть в одной из стран?

Я никогда не стану американцем. Возможно, я буду жить в Америке, но я хочу быть активным и в Украине. Мне кажется, здесь я могу сделать больше и более важные вещи. Наверное, в Америке моя жизнь была бы намного комфортнее – с моими волшебными дипломами и рекомендационными письмами, с моим опытом и знанием языка. Но мне очень нравится дома. Здесь моя семья, друзья, люди, с которыми я вырос. Естественно, среда меняет человека, и я знаю, что сильно изменился. Но есть вещи, которые всегда останутся частью меня.

Я прекрасно себя чувствую в Америке. Там все клево – много музыки, концертов, программ и возможностей. В то же время в Украине тоже много «незакрытых мест» – в преподавании, музыкальной журналистике и т.д. Я сейчас пытаюсь понять, каким образом я могу сделать что-то хорошее у нас. Возможно, мне удастся изменить что-то к лучшему.

А что вообще для тебя джаз?

Наверное, стиль жизни. Некоторые аспекты этой жизни я люблю, некоторые – не очень. Но я сам на нее согласился. Джаз приносит мне радость. К тому же я просто обожаю свою работу во всех ее проявлениях.

Фото: Артем Гатс, Александра Казимирская, Деннис Аду

ЧИТАТЬ ТАКЖЕ: Ефим Чупахин: «В Америке учат не просто играть Моцарта, а кайфовать от этого»